|
|
Стихи о стихах:
цикл А. Ахматовой «Тайны ремесла»
Цикл Анны Ахматовой «Тайны ремесла» впервые опубликован в ее последней прижизненной книге стихов «Бег времени», вышедшей в октябре 1965 г. Этот сборник Анна Андреевна начала готовить в сентябре 1960 г., на основе так и не опубликованной седьмой книги ее стихов «Нечет», сданной в издательство еще в 1946 г. и возвращенной автору в 1952 г. Принцип хронологии, лишь приблизительно соблюдавшийся Ахматовой в предыдущих книгах, в «Беге времени» принципиально нарушен. Отчасти это объясняется тем, что в 60-е гг. Ахматова решилась записать часть стихотворений 30-х гг., до той поры хранившихся только в памяти поэта и близких ей людей. Однако надежды Ахматовой на ослабление цензуры не оправдались, и в результате под названием «Бег времени» фактически вышла не седьмая книга поэта, а сильно искаженный подцензурный сборник, куда вошли стихотворения из всех ранее выходивших книг. Кроме «Тайн ремесла» в книгу «Бег времени» входят циклы: «Вереница четверостиший», «Из заветной тетради», «Венок мертвым», «Из стихотворений 30-х годов», «Черепки», «Северные элегии», «Песенки», «Шиповник цветет», «Античная страничка».
Цикл «Тайны ремесла» был составлен из стихотворений, написанных в разное время, которые не были с самого начала задуманы как цикл. Перед нами – цикл a posteriori: все стихотворения были опубликованы ранее вне состава цикла.
На первый взгляд, здесь творческое начало мало проявляется, особенно если учесть, что циклические контексты могут быть созданы без ведома и без участия автора (читательские или редакторские циклы). Действительно, новых текстов в процессе циклизации не создается. Отсюда часто встречающиеся у поэтов XIX в. извинительные интонации при обращении к редакторам и другим читателям. Оговорки и оправдания, которыми писатели объясняют свое намерение соединить старые вещи в новом контексте, свидетельствуют о новизне этой литературной формы в русской лирике прошлого столетия. В современной литературе, когда циклические формы обрели прочный статус, вопрос о новизне и продуктивности объединения произведений в циклическом контексте уже не ставится. Новый контекст, безусловно, можно и нужно рассматривать как новый текст.
Два слова в названии цикла Ахматовой уже успели стать именем нарицательным, указывающим на таинства любого искусства. Это словосочетание – тайны ремесла – стало настолько привычным, что мы мало задумываемся над заключенным в нем оксюмороном. Ведь в ремесле не должно быть ничего тайного, это набор понятных и доступных каждому навыков и умений. Снижающая автохарактеристика (ремесло, а не искусство) поэтического творчества в названии этого цикла носит принципиальный характер. Здесь образ творчества воссоздается как нечто подвластное общепринятым меркам поэтичности.
Цикл «Тайны ремесла» начинается in medias res, с самой сути, с прихода вдохновения:
«Бывает так: какая-то истома, / В ушах не умолкает бой часов...»
Первые же строки первого стихотворения (1. «Творчество») обрушивают на читателя «бездну шепотов и звонов», которую побеждает единственный звук: «Так вкруг него («все победившего звука») непоправимо тихо». Одновременно возникает мотив магического круга («Сужается какой-то тайный круг») – автор сужает пространство, вводя в тайный круг читателя и приглашая присутствовать при создании стихотворения: «И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь». Отсутствует деление на строфы, но если разделить текст на четверостишия в соответствии с перекрестной рифмовкой, то обнаруживается, что границы предложений нигде не совпадают с границами (условных) катренов, кроме границы между 8 и 9 стихами. Таким образом, синтаксическое движение преодолевает границы каждого стиха на длинном дыхании, делая остановку ровно посредине: «...Встает один, все победивший звук. / Так вкруг него непоправимо тихо...» Именно здесь звуковая волна сменяется абсолютной тишиной, в которой слышно «как в лесу растет трава». Только затем «послышались слова / И легких рифм сигнальные звоночки...». Так автор с самого начала раскрывает перед читателем «тайны ремесла». Приход вдохновения описан так подробно, что никаких тайн не остается, все должно быть понятно: «И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь». Действительно просто:
Подумаешь, тоже работа,
– Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
(4. Поэт)
К тому моменту, когда прочитывается стихотворение «Поэт» (4), из первого стихотворения уже известно, как именно происходит подслушивание. Стихотворение «Поэт», посвященное Пастернаку, написано 19 января 1936 г. и первоначально имело эпиграф из стихотворения Каролины Павловой «Ты, уцелевший в сердце нищем...»: «Моя напасть, мое богатство, / Мое святое ремесло»...». В окончательной редакции посвящение и эпиграф сняты. Вероятно, потому, что стихотворение получило более общее осмысление, став высказыванием о поэте вообще. М. Цветаева в письме А. Бахраху отмечает связь названия своей книги «Ремесло» со стихами Каролины Павловой. Это еще одно свидетельство того, что определение поэзии как «священного ремесла» стало распространенным и прочно вошло в поэтический лексикон. Для современного читателя след первоначального авторства, вероятно, уже потерян.
За открывающим цикл стихотворением «Творчество» следует «Мне ни к чему одические рати...». Объединяет эти произведения не только их соседство, но и стихотворный размер: пятистопный ямб с чередующимися женскими и мужскими рифмами. Выделяются только последние строки каждого из трех катренов: в первой и третьей строфе ямб усечен до трехстопного, во второй – до четырехстопного. Эти строки, несомненно, являются ключевыми и именно в них разрешается смысловое движение каждого из четверостиший: «Не так, как у людей»; «Как лопухи и лебеда»; «На радость вам и мне».
Далее следуют стихотворения, посвященные главным участникам творческого таинства: 3. Муза ; 4. Поэт ; 5. Читатель»; 6. «Последнее стихотворение»; 7. «Эпиграмма»; 8. «Про стихи»; 9. «Многое еще, наверно, хочет...». Причем, с «музой» и «поэтом» – обхождение вполне «свойское»: «Как жить мне с этой обузой...»; «Подумаешь, тоже работа...». Такое «фамильярное» отношение к Музе и Поэту только оттеняет пиетет перед Читателем, которому посвящено пятое стихотворение цикла. Читатель «неизменен и вечен», ведь без него не может состояться главное событие – «беседы блаженнейший зной». Шестое стихотворение называется «Последнее стихотворение», но на самом деле речь в нем идет о разных персонажах-стихах. Оказывается, у каждого стихотворения (как у человека) свой характер.
В цикле использованы различные стихотворные размеры: пятистопный ямб (стихотворения 1-е и 2-е), дольник, в основе которого трехстопный амфибрахий (3-е), трехстопный амфибрахий (4-е и 5-е), четырехстопный амфибрахий с отдельными трехстопными стро-ками (6-е), снова пятистопный ямб (7-е), четырехстопный (8-е) и пятистопный (9-е) хорей.
Метрическое движение от медитативного ямба в начале цикла к более энергичному хорею довольно последовательно. Только текст «Эпиграммы» создает перебой в плавном ритмическом рисунке, «Эпиграмма» же нарушает общую приподнятость и серьезность тона, свойственную лирической героине цикла. Включение в цикл этого стихотворения может показаться странным. К моменту создания цикла «Эпиграмма» уже успела стать более чем популярной, чтобы не сказать избитой:
Могла ли Биче словно
Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!
Однако нельзя забывать, что цикл составлен Ахматовой в зените окончательной славы, когда все было пережито и расставлено на свои места. Говоря о литературном ремесле, вполне естественно для нее было поставить на место многочисленных поэтесс, хлынувших в литературу после Ахматовой. Это единственное стихотворение, в заглавие которого вынесено жанровое определение, и автор четко следует канону жанра. Стоящие в самом начале риторические вопросы задают торжественный тон, переходящий в афоризм «Я научила женщин говорить», тон которого немедленно снижается ироническим пуантом – «...как их замолчать заставить!».
Стихотворение «Про стихи» (8) напоминает пастернаковское «Определение поэзии» (1922г.):
Это – круто налившийся свист,
Это – щелканье сдавленных льдинок,
Это – ночь, леденящая лист,
Это – двух соловьев поединок.
Это – сладкий заглохший горох,
Это – слезы Вселенной в лопатках,
Это – с пультов и флейт -
Фигаро Низвергается градом на грядку.
Теперь приведем текст Ахматовой:
Это – выжимка бессонниц,
Это – свеч кривых нагар,
Это – сотен белых звонниц
Первый утренний удар...
Это – теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это – пчелы, это – донник,
Это – пыль и мрак, и зной.
В стихотворении Ахматовой было передано и впечатление от стихов В. Нарбута, которому оно посвящено. Передано обаяние малорусского пейзажа («под черниговской луной»). Все, что попадает в очерченный тайный круг, названный в первом стихотворении, преображается, обретает особый смысл причастности к тайнам ремесла.
Мотив круга подчеркнут и построением цикла. Последнее стихотворение возвращает поэта к «бессловесному» бытию: «У меня не выяснены счеты / С пламенем и ветром, и водой». Невозможность последнего, окончательного счета с «тем, бессловесным» открывает бесконечную перспективу творчества: «Оттого-то мне мои дремоты / Вдруг такие распахнут ворота / И ведут за утренней звездой». Субъект высказывания (здесь это традиционный лирический персонаж – поэт) испытывает давление с двух сторон со стороны внешнего «бессловесного бытия». Здесь двойной императив – «стихов» и «сора»:
1. (Первое стихотворение цикла):
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны.
9. (Последнее стихотворение цикла):
Многое еще, наверно, хочет
Быть воспетым голосом моим:
То, что, бессловесное, грохочет,
Иль во тьме подземный камень точит,
Или пробивается сквозь дым.
В первом стихотворении поэт стоит как бы на грани стихов, накануне речи. В последнем, наоборот, взор обращается вовне, за границы стихотворной речи, к бессловесному, грохочущему бытию.
После того как мы в общих чертах описали цикл «Тайны ремесла» как единый текст, остановимся на некоторых деталях. В частности, на заглавии шестого стихотворения цикла – «Последнее стихотворение». Вопреки заглавию, стихотворение не стоит в конце цикла.
Что же означает определение последнее? По-видимому, речь идет об абсолютном конце, о последнем, в жизни стихотворении: «А я без него... умираю». Таким образом, продолжение цикла после «Последнего стихотворения» означает продолжение творческой жизни.
Интересно преобладание «любовной фразеологии», которое напоминает о стихах ранней Ахматовой. Но здесь – тема не любви, а творчества:
Но это!, по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка – любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.
Уподобление «творческих мук» «любовному томлению» не ново; однако в контексте ахматовского творчества приобретает особое значение.
Соотнесем его со стихотворением «Читатель»:
А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
Безусловное уважение к читателю – одна из ярких особенностей неотрадиционализма, которая особенно бросается в глаза на фоне авангардистского третирования читателя и соцреалистической подмены читателя читательской массой. Отношение к читателю как к соучастнику творческого акта актуально не только в эстетическом, но и во вполне практическом контексте. Участие читателей в жизни произведений принимало очень конкретные формы: запоминание крамольных текстов, распространение самиздата, передача запрещенных книг на Запад.
В контексте цикла «тайны ремесла» не окутываются туманной завесой, наоборот, максимально раскрываются:
...Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.
Трепетное отношение к читателю-собеседнику особенно разительно на фоне исключительной требовательности говорящего к себе – автору, художнику. Потребность в читателе переживается вовсе не как условнолитературная категория, но как самая что ни на есть жизненная нужда. В цикле звучит голос чрезвычайно близкий авторскому. Творческое кредо героини лирики Ахматовой совпадает с позицией самой поэтессы.
Мы попытались проанализировать «Тайны ремесла» как цикл стихов о стихах, как единый текст, рассказывающий в том числе и о своем рождении.
Можно утверждать, что общая для современной литературы тенденция к повышению степени творческой рефлексии привела к закреплению новых форм циклизации: «стихи о стихах» появляются у разных поэтов и часто объединяются в циклы о «тайнах ремесла». Особенно часто к этой теме обращаются поэты, ориентированные на традицию и в этом смысле наследующие акмеизм.
Я.О. Глембоцкая,
М.Н. Дарвин |