|
|
Слова, слова, слова...
Как заставить замолчать болтунов? Я излагаю новый материал, а ученики переговариваются между собой, даже не переходя на шепот. И меня это, конечно, раздражает! Наверняка значительная часть наказаний в классе вызвана этим распространенным явлением – болтовней во время урока. Как быть? Прикрикнуть на болтунов? Принять строгие меры или покорно смириться?
Жертва и виновник одновременно
Кстати, такое нарушение дисциплины даже не осознается болтунами как нарушение, зато я, учитель, воспринимаю его как прямой выпад против себя. И мне, конечно, не нравится, что меня вынуждают прибегнуть к наказанию, потому что для этого мне нужно проявить власть, а она-то и показала себя уязвимой.
Мало того, я обнаруживаю, что болтают ребята вовсе не потому, что им не нравится то, что я объясняю. Просто им это безразлично. В их поведении нет и намека на агрессивное отношение ко мне, как нет агрессивности по отношению к музыке, которую они слушают между делом, или к телевизору, на который рассеянно поглядывают. Если ученики переговариваются на уроке – значит я не умею быть строгим (это по старой версии) либо не смог их заинтересовать (по современной версии), то есть мой учительский менеджмент никуда не годится! Но вовсе не очевидно, что такой приговор себе облегчит поиск иного выхода из положения, кроме репрессии или...депрессии! Репрессивные меры против нарушителей дисциплины принять нетрудно: достаточно взглянуть строго на болтуна и предоставить ему слово, чтобы он тут же примолк! Тебе захотелось поговорить – вот и говори! Ситуация тут же меняется: ученику приходится выступать перед всем классом, отвечать на вопросы учителя, в его адрес раздаются более или менее ироничные
замечания.
Но... Но прежде чем применить власть или заниматься самобичеванием (причем одно не исключает другого!), учителю стоит задуматься над самой сутью болтовни. Социолог Тард в критических заметках об управлении эмоциями неорганизованной толпы заметил, что «непросвещенные люди склонны говорить одновременно и без конца перебивать выступающего». Что же, считать это «волнение на море» проявлением бескультурья? А может, наоборот, это – форма распада на мириады подразговоров, причем форма весьма цивилизованная, поскольку она позволяет избежать опасного раскрепощения энергии людей? Всем ясно, что не допустить поляризации мнений – значит не допустить «криминального» поведения толпы. Реплики, которыми обмениваются слушатели, призваны смягчить и ослабить эффект речи выступающего, компенсировать ее микроречами, произносимыми с места. Это особенно касается Франции, где речи ораторов часто звучат на фоне неописуемой какофонии. А если вдобавок предусмотрена вкусная еда и шампанское, то – пиши пропало!
Я говорю, ты говоришь, он говорит...
Урок не должен превращаться в непрерывный монолог учителя. Это, конечно, не решит проблему «разговорчиков» в классе, но зато поможет уяснить их смысл. Когдая говорю, что называется, в пустоту или слушают меня только в первом ряду, вполне вероятно, что так ученики реагируют на скучную и плоскую информацию, не отрицая при этом ни моего права говорить, ни моих ораторских и прочих качеств. Они могут пропускать мои слова мимо ушей, потому что речь-то на самом деле не моя – это официальная учебная программа говорит моими устами!
Иногда болтуны, которых я призываю к порядку, дают мне понять: «Да говорите себе на здоровье, вы нам не мешаете...» Как быть? Смириться с этой «дисперсией» или выступить с позиции силы, пригрозив снижением оценки и строгой записью в дневнике? А нельзя ли избежать такой деструктивной альтернативы, наладив спонтанную связь между наставником и учениками с расчетом, что это поможет активному усвоению ими урока? Ведь чего только нет в арсенале педагогических методов: и подача материала в форме собеседования, и работа в группах, и взаимопомощь учеников... Все есть, но и «проблема болтунов» тоже есть...
Преподавание и оценки несовместимы
Любой ученик прекрасно знает: болтать на уроке – дело опасное. Разговоришься с соседом по парте, так потом хлопот не оберешься! Ни на минуту не забывает ученик, что учитель – не только передатчик знаний, но и судья: он выставляет отметки, от которых во многом зависит будущее школьника. Независимо от профессиональных качеств учителя такое сочетание роли преподавателя и оценщика всегда вызывает настороженность у учеников. Из-за этого блокируется возможность подлинного общения между ними и учителем, свободного речевого самовыражения. Каким бы личным обаянием и харизмой ни обладал учитель, к каким бы психологическим и педагогическим уловкам ни прибегал он, педагогический процесс всегда рискует превратиться в сознании школьника в учебу «из-под палки». Если в течение стольких лет его приучали покоряться учителю, а не подчиняться общепринятому правилу, то чего же удивляться потом низкому уровню гражданского самосознания у взрослых!
Подчиняться – не значит покоряться
Покорность несовместима с подчинением, ибо слепо повинуясь чужой воле, я отрицаю себя как личность. К счастью, такая покорность
часто – всего лишь фасад, но тогда все идет по принципу «когда кошки нету, мыши пляшут», так что под маской покорного поведения скрывается страх перед блюстителем порядка. Другое дело, если я безусловно подчиняюсь какому-то правилу, потому что знаю: тот, кто его сформулировал, исходил из принципов разумности и нравственности, которым он и сам обязан подчиняться. Именно школа – и в этом ее существенное отличие от семьи – может научить подростка подчиняться общепринятым правилам. Но беда в том, что при нынешнем переплетении просветительских и судейских ролей учителя школа сводит на нет это обучение, поскольку сама же нарушает основополагающий правовой принцип, который гласит: «Никто не может быть одновременно участвующей стороной и судьей». Что же делать? У меня, конечно, нет готовых рецептов, но я могу поделиться тем, как я, преподаватель философии, стараюсь найти выход из положения.
Итак, ученики, болтают... Мои попытки привлечь их к «философствованию» наталкиваются на стену, и моя фраза: «А теперь я предлагаю вам...» воспринимается учениками как «А теперь вы должны...». Очень нелегко мне было отказаться от официально утвержденных и годами практикуемых методов работы. Нелегко освободить учеников от робости, раскрепостить их мысль, прислушиваться к их мнению, сочетать владение ситуацией с отказом от «силового давления» с помощью оценок, идти на риск, порой признавать свою неправоту или безоружность. Ученик при этом обнаруживает, что он вовсе не обязан интересоваться тем, о чем идет речь в классе, даже слушать не обязан! Да и как можно интересоваться в принудительном порядке? Но одно условие обязательно: ученик не должен мешать интересоваться (а значит – внимательно слушать) никому из своих товарищей.
Как задавать вопросы
В классе у любого ученика может в любой момент возникнуть потребность или желание перекинуться словом с соседом (например, если он чего-то не понял или не расслышал). Чтобы не мешать другим, он прибегает к перешептыванию, а если его товарищ сидит за другой партой, посылает записочку. В этом случае я предоставляю им слово и очень скоро понимаю, что они воспринимают это как очередную мою попытку оценить их степень участия в классной работе:
ведь «хороший ученик» должен быть не просто послушным, но активно послушным! Разговор наш идет по схеме «вопрос-ответ», при этом я каждый раз соблюдаю три главных принципа: во-первых, право говорить подразумевает право молчать; во-вторых, я задаю
только те вопросы, ответа на которые не знаю; в-третьих, никто из учеников не обязан на них отвечать. В жизни мы руководствуемся именно этими принципами. В школе же, увы, все обстоит иначе!
Школьные страхи
Почему же в школе все обстоит иначе? Потому что соблюдение этих простых принципов несовместимо с какой-либо оценкой. Я никогда не начинаю вопрос словами: «Что вы думаете о..?» Хотя это им непросто и непривычно, но ученики должны убедиться, что меня не интересует их мнение и что наша дискуссия целиком направлена на поиск истины. Может быть, так ученики смогут постичь, что любое мнение само по себе, вне критического анализа, ничего не стоит. Я заметил, что не только критическая оценка вызывает страх у школьников: они боятся целиком отдаться классной работе, говорить по делу с другими – короче, боятся быть собой. Да и сам я боюсь того же. И связано это не только с моей двойной ролью преподавателя и денщика, но и с тем, что любой разговор с собеседником, которого выбрал не ты, чреват неприятными сюрпризами. Ученики в классе самые разные, и это служит определенным препятствием к общему разговору, к взаимодействию, необходимому для успешной классной работы. Одна из главных целей, стоящих перед школой, состоит в социализации подростков, в формировании их гражданских качеств. От них требуются не туманные рассуждения, не спонтанно родившиеся симпатии или антипатии, не безразличное поддакивание или упорное настаивание на своей правоте, а умение выразить свои мысли и обмениваться ими с другими. Только школа способна научить этому. Осознав и преодолев эти страхи, мы начинаем общаться по-настоящему: ни я, ни ученики не говорим больше заученными словами. Речь учеников становится более организованной, они обмениваются своими мыслями, излагают их устно и на бумаге. Мы начинаем рассуждать, и в текстах учеников появляется настоящая философия, причем у каждого – своя. Раскрепощение слова, отказ от пустопорожней болтовни и нудного пересказа заученного означают, что мои собственные слова звучат наряду со словами других, что и сам я отвергаю болтовню и пересказ. Конечно, процесс такого раскрепощения у разных учеников проходит по-разному, и от этого зависит выбор педагогических средств.
Не только философия
Все это хорошо, но как быть с другими дисциплинами? О каком бы предмете ни шла речь, непременно наступают моменты, когда ученики устраивают нечто вроде совета и начинают обсуждать оценку, которая кому-то кажется несправедливой, или просят разъяснить что-то оставшееся непонятым. Такие советы необходимы в конце урока, а в неотложном случае – даже в начале. Я думаю, что размежевание преподавательской функции (включая внутриклассную оценку работы учеников) и функции третейского судейства (контрольные работы, аналогичные закрытым конкурсам и проверяемые внеклассными учителями) поможет ученикам лучше узнать свои наиболее частые ошибки и по-новому организовать свою работу. Их знания будут формироваться на основе своего рода «катарсиса», понимания своих сильных и слабых мест. Тогда преподаватель любого предмета сможет выступать в классе как гражданин, уважающий элементарные принципы права и требующий такого же уважения от учеников. Сегодня это просто необходимо.
Бернар Де Франс,
преподаватель философии лицея «Пьер де Кубертен», Франция
Перевел с французского Борис Карпов |